Сухарь солдатский, жёсткий, словно кость,
Сон на снегу. Так начиналась зрелость,
Нам в первый год бы умереть пришлось,
Когда бы жить до боли не хотелось.
Из стихотворения
«На ратном поле»
оренбургского поэта-фронтовика
А.А. Возняка
Пожалуй, я один из очень немногих, кому посчастливилось встречаться с поэтами и писателями дня сегодняшнего и с писателями ушедшего поколения, с теми, кто родился в начале минувшего века, ещё в дореволюционное время и историю страны Советов знал не по учебникам; с теми, кто вместе со всеми строил светлое будущее, пережил гнёт сталинских репрессий, сражался на фронтах Великой Отечественной войны, а потом работал в полуразрушенной стране без оглядки на силы и время. Они давно уже ушли из жизни, остались лишь книги да угасающая о них память.
И, оглядываясь на свой немалый жизненный путь, я отчётливо понимаю, что не осталось никого, кто бы слышал и слушал воспоминания, рассказы, разговоры мастеров пера первых послевоенных лет, и если я не вспомню и не напишу, то никто этого сделать уже не сможет.
1.
В послевоенные 50-60-е годы дружили семьями, почти все выходные проводили вместе Варламовы, Бурлаки, Малыгины, Малывановы, Мироновы. Григорий Яковлевич Малыванов работал редактором газеты «Чкаловская коммуна» (сейчас «Южный Урал»), Виктор Макарович Малыгин – корреспондентом газеты «Правда» по Оренбургской области, Сергей Андреевич Варламов – председателем правления областной организации Союза художников СССР, Борис Сергеевич Бурлак, Анатолий Гаврилович Рыбин в разные годы возглавляли Оренбургское отделение Союза писателей СССР, мой отец, Фёдор Ефимович Миронов, работал корреспондентом газеты «Советская Россия» по Оренбургской области.
Встречались чаще всего у Малыгиных, у Рыбиных, у нас – Мироновых. У Варламовых была крошечная квартира на улице Орджоникидзе, там и воробью негде было развернуться, к Малывановым чаще, пожалуй, приезжали летом, на дачу в Дубках, которая полагалась в те годы Григорию Яковлевичу как члену бюро обкома партии.
Какие же это были интересные, наполненные душевной теплотой встречи, какие вечера!
Говорили о литературе и о политике, о новых художественных произведениях, читали стихи, вспоминали случаи, смешные и грустные, из своей богатой на события жизни.
Сергей Андреевич Варламов мастерски играл на всех струнных инструментах, часто приходил то с гитарой, то с мандолиной, реже со скрипкой, слишком уж грустно она звучала в его руках. Негромко пели, но когда Бурлак запевал свой любимый романс «Гори, гори, моя звезда», зависала тишина. Голос у него был сочный, сильный, и исполнял он этот романс всегда с большим душевным волнением. Анатолий Гаврилович Рыбин любил импровизировать: натянет на голову маленькую диванную подушку вместо треуголки, примет надменный и гордый вид – и вот он уже Наполеон, начинает приказывать, кому что налить и что положить в тарелки, или изображал бестолкового, но старательного служаку.
Странно, но почти не вспоминали о войне, хотя Б.С. Бурлак, Ф.Е. Миронов, А.Г. Рыбин сражались на фронтах Великой Отечественной войны, познали и горечь поражений, и радость побед, наряду с наградами получили ранения и контузии.
Миронов и Рыбин оказались в действующей армии с первых дней войны (отец ушёл на фронт 22 июня 1941 года добровольцем, хотя ему и полагалась бронь как председателю областного радиокомитета) и воевали до Победы. Борис Бурлак был призван в начале 1943 года. Сначала служил миномётчиком, затем в штабе стрелковой дивизии. Военная тема нашла отражение в его романах «Шуми, Дунай», «Рижский бастион», «Левый фланг», других произведениях. Роман «Левый фланг», на мой взгляд, вполне мог бы войти в десятку лучших произведений о Великой Отечественной войне: выразительный, образный язык, каждого героя романа, будь то рядовой или маршал, читатель видит, вместе с ними живёт, любит, надеется, страдает. Поставь, к примеру, Леонид Быков по этому роману фильм, зрители выходили бы из зала со слезами на глазах.
Отец стал понемногу рассказывать мне о войне лишь после поездки в 1985 году в город Вербилки Московской области, который освобождала их 348-я стрелковая дивизия. В ванной комнате у нас тогда стоял титан, в нём сухо потрескивали щепочки, дощечки, озаряя комнату неярким светом. Мы любили посидеть возле огня на маленьких скамеечках, курили, отец и вспоминал, что позволило мне впоследствии написать очерк «Катилась война на запад», который был опубликован в газете «Южный Урал» 8 мая 2001 года.
Сам же отец военной темы так и не коснулся, писал рассказы, очерки о тружениках села, в Оренбургском театре драмы с успехом шёл спектакль по его пьесе «Родники», который во время гастролей в Москве ставился и на сцене Кремлёвского Дворца съездов.
Фронтовиками были и писатель Алексей Михайлович Горбачёв, поэты Александр Александрович Возняк, Михаил Соломонович Клипиницер, которые частенько заглядывали к нам «на огонёк».
Сразу после окончания Харьковского мединститута был призван на фронт молодой хирург Алексей Горбачёв. В госпиталях Волховского и Ленинградского фронтов, стрелковых и кавалерийских частях порой сутками без сна и отдыха спасал жизни солдат и офицеров, и один Бог ведает, скольких он вернул в строй за годы войны.
Рядовым стрелком ушёл на фронт Александр Возняк, затем был назначен корреспондентом армейской газеты «Фронтовик».
Пуля – дура, снаряд – тем паче. Они не разбирают, рядовой ты или генерал, врач или корреспондент. И в 1943 году Возняк после тяжёлого ранения был вчистую «списан на берег». Александр Александрович был одарённым поэтом. Клипиницер же о войне, которую он прошёл в качестве корреспондента, замредактора дивизионной газеты, писал замечательные стихи, а вот о мирной жизни стихи, статьи и очерки получались серенькие, но почти всегда со словами благодарности в адрес «родной партии». Он, наверное, и сам понимал это:
В разведке был, в воронки падал,
Спал на снегу и грязь месил,
И свежий номер, как награду,
В землянки землякам носил.
И, окружён родными лицами,
Не видя торопливых строк,
Писал на огневых позициях,
Как в тишине писать не мог.
Складывается впечатление, что Михаил Соломонович Клипиницер чего-то очень боялся: до войны жил на окраинах, работал на «Орлесе», в центр города, в редакции газет и носа не показывал, хотя был уже достаточно известным поэтом. Понятно, чего он опасался: в 1937–1938 годах расстреляли как врагов народа четверых журналистов «Чкаловской коммуны», разгромили областную писательскую организацию.
Бурлака тоже не миновал суд скорый и неправедный, три года он трудился под присмотром мордастых охранников в Норильске, но в 1940 году был оправдан. Редкий случай, редчайший. Повезло Борису Сергеевичу.
Впрочем, я полагаю, репрессии 30-х годов имели и экономическую подоплёку: ну кто бы поехал в тот же Норильск, где минус 50 градусов – обычная температура, за гроши строить металлургический комбинат и возводить город в условиях вечной мерзлоты? На уголовников надежда слабая. Скажет пахан: «На работу не выходить» и никто с нар не поднимется. А «политические» разобщены, дисциплинированы, многие думают, что просто вождь о репрессиях ничего не знает, а в отношении них произошла чудовищная ошибка, верят, что строят самое справедливое общество на Земле, и если не они, то их дети, внуки будут счастливыми и свободными людьми. Вот вам и дармовая рабочая сила, готовая за похлёбку трудиться в тяжелейших условиях, а необходимое количество заключенных НКВД обеспечит.
Одно время входил в эту компанию и писатель Павел Александрович Северный. В Оренбурге он, правда, прожил недолго, переехал в Подольск, а до этого жил в Китае, привёз оттуда много сувениров, статуэток с национальным колоритом, щедро одаривал ими друзей и знакомых, а нам подарил картину: обветшавшая дворянская усадьба, горбатый мостик через пруд, парк, дорожки и скамейки, усыпанные пожухлой листвой, запустение, одиночество…
Как-то случилось, что отец из соседней комнаты громким голосом, часто повторяя слова, диктовал стенографистке срочный материал в Москву, мама хлопотала на кухне, и мы остались с Павлом Александровичем в комнате одни. Тут-то он и спросил меня: «Ну как, старик, картина?» Было мне в ту пору лет 10–11 и, поперхнувшись от охватившего меня чувства гордости (как же – «старик»), я начал картину поругивать: и листья, дескать, не те, и ножки у скамеек кривоватые, но, по счастью, в комнату зашла мама и прервала мои тирады. Уже более полувека прошло с того случая, картина и по сей день висит на стене в большой комнате, а мне до сих пор стыдно за ту демонстрацию своих «глубоких познаний» в живописи.
2.
В конце 1989 года мы с женой под руки вывели моего отца, Фёдора Ефимовича Миронова, из больницы. Лечащий врач, пряча глаза, хмуро и сочувственно сказал: «Медицина здесь бессильна, пусть уж последние дни поживёт дома». Но, окруженный вниманием, заботой и любовью, вопреки прогнозам, отец прожил ещё несколько месяцев. И даже продолжал работать ночами, писал очередную пьесу.
Когда я заглядывал к нему в комнату, он, словно оправдываясь, говорил: «Я понимаю, Сергуха (никто и никогда больше меня так не называл), что я уже ничего не смогу опубликовать, но надо же что-то делать!». Он и работал. До последнего своего часа.
В самом конце октября в шесть часов вечера я заглянул к отцу в комнату: он лежал, прикрыв глаза, дышал тихо и ровно, а ещё через 15 минут меня словно пружиной выбросило из-за стола. Отец лежал, слегка приоткрыв рот, согнутые в локтях руки были подняты, словно он кого-то отталкивал. Чисто автоматически я поднёс к губам отца зеркальце и понял, что сердце его остановилось.
В эти самые минуты моя жена Лидия Павловна ехала в автобусе с гелиевого завода. Внезапно ей стало плохо, она побледнела, едва не потеряла сознание. Подруги по работе помогли ей дойти до дома, но она и так уже знала, что случилось.
Отец был первым корреспондентом «Советской России» по Оренбургской области. Сколько же было звонков, сколько приходило посетителей, надеясь найти в газете, как последней инстанции, защиту и справедливость. Дверь почти не закрывалась в нашей квартире, где и располагался корреспондентский пункт «Советской России». Да и в последующие годы, когда отец работал начальником обллита, звонили часто. В последние годы телефон умолк, он умер раньше отца, хотя у нас десятки книг с дарственными подписями писателей и ныне здравствующих.
Звонил, приходил только Рыбин. Он словно заполнял собой всю квартиру, говорил нарочито громко и бодро: «Фёдор, недавно вышла хорошая повесть, ты бы написал на неё рецензию».
Творчество А.Г. Рыбина нельзя оценивать однозначно. Его романы «Офицеры», «Рубеж» нашли признание читателей, неоднократно выходили в «Воениздате» большими тиражами, обсуждались в воинских частях и соединениях. Но книга очерков «Крутые девяностые» в основном получила негативную оценку.
Некоторые читатели представляли А.Г. Рыбина суховатым человеком, этаким рафинированным партийным писателем, но кто сегодня помнит и знает, что, когда Александр Возняк, измученный житейскими неурядицами, которые пытался заглушить известным русским способом, начал впадать в депрессию, Анатолий Гаврилович просто сказал ему: «Саша, поживи у нас. Пиши, работай, никто тебе мешать не будет». И Возняк, человек легкоранимый и гордый, как и всякий талантливый художник, приглашение принял.
…Пасмурным мартовским днём 2006 года провожали в последний путь Анатолия Гавриловича Рыбина. Попрощаться с писателем, фронтовиком, общественным деятелем (несколько лет Рыбин совершенно безвозмездно возглавлял областной Комитет защиты мира – был раньше такой) пришли немногие, да и из тех, кто пришёл, на похороны осталась едва ли половина: из писателей – Н.Ф. Корсунов, Н.Т. Струдзюмов, В.Г. Моисеев, И.П. Малов, С.Н. Хомутов, тележурналист Софья Радушина, успевшая к 60-летию Победы снять о Рыбине фильм; от администрации – директор департамента по культуре и искусству В.В. Ренёв. Печально.
А.Г. Рыбин был самым молодым и последним из той плеяды писателей и поэтов Оренбурга, что родились ещё в царское время, пережили и голод, и разруху, и репрессии, войны, но до последних дней сумели сохранить любовь и неподдельный интерес к жизни, умели радоваться успехам собратьев по перу, сохранили крепкую мужскую дружбу и верность данному слову.
Светлая им всем память.
Сергей МИРОНОВ
Фото из архива
(Окончание следует)
ДОСЬЕ «СВ»
Сергей Фёдорович Миронов родился в 1946 году в Оренбурге в семье журналиста, драматурга. Окончил Оренбургский техникум железнодорожного транспорта, продолжил обучение на вечернем отделении политехнического института. Работал на железной дороге, на предприятиях Оренбургского газового комплекса, в институте «ВолгоУралНИПИгаз». С начала 1990 годов активно публиковался в областных газетах. В 2000-м ушёл в профессиональную журналистику, выпускал газету «Русский путь», работал главным редактором газеты «Братство». Написал книги об истории завода «Гидропресс» и железнодорожного техникума. В 2014 году издал книгу «Формула счастья», в которую вошли повесть и очерки.
